Наш Петрович

         Личность Его не умещается в рамки обычных характеристик. Для меня Он – Исследователь и Проповедник, Правдоискатель и Наставник. Круг интересов Петровича обширный, но в нем нет разнобоя – всё богатство его поисков держится на надежной философской платформе, в основе которой Человек, Космос, Вселенная. С высот своей философии Петрович неуязвим, потому что никто из его оппонентов, даже из числа, казалось бы, солидно накачанных эрудитов, не имеют даже ма-аленькой философской привязанности к чему-то определённому. Так, суются во все вопросы на уровне  «что?», «где?», «когда?», принимая обширность сведений за эрудицию. А потому, как, наверное, к немногим из нас подходит Петровичу определение Цельная натура.

         В собеседованиях от эпизодов мелочной повседневности он поднимается до уровня  Притчи и Откровения. На путях философских изысканий делает Он удивительные открытия, которым, кстати, не придает особого значения.  Так, поразили меня когда-то его находки в области языка и литературы. На основе анализа корневой основы слова, он приходит к выводу о единой языковой основе и исходных данных всех ныне существующих европейских народов. Особенно тщательно изучает он корневые основы разговорного русского языка, фонетическая грамматика которого необычайно богата и разнообразна. Несмотря на наличие обширных исследований в области грамматики русского языка, до сих пор в науке о языке отсутствует понятие фонетическая грамматика. Она существует и действует естественно и непринуждённо, так же, как действуют и влияют на нас неоткрытые еще законы  физики, химии, математики. На основе этой природой нам данной грамматики написаны, например, бытовые крестьянские летописи. Летописец не сочиняет литературное произведение, он как бы вслух беседует со своими земляками. Отсюда и особенности языка летописи. Поскольку собеседникам известен предмет обсуждения, летописцу нет надобности употреблять подлежащие, и в десятках предложений, а то и страниц, порою невозможно найти ни одного подлежащего. Зато беседа наполнена динамикой и движением, глаголами, развернутыми обстоятельствами места, времени, образа действия. Речь летописца расцвечена эпитетами, метафорами и гиперболами – вполне реальными преувеличениями. Например, в летописи деревни Мешково, описывая предосеннюю бурю, летописец говорит: «Ак такая буря поднялась – снопы летели  целыми суслонами». Очень ёмкое и масштабное гиперболическое сравнение. Это настолько убедительно, что больше никаких, даже очень умных литературных определений не требуется. Вот это литература! Куда там нашим классикам до мужицкой фонетики! И таких перлов – целая многостраничная летопись, повествующая об истории деревни с 1799 по 1944 год.

         Первоначально читать такие сочинения трудно. Но в том-то и дело, что летопись надо не читать, а разговаривать с летописцем. Понятны будут тогда и особенности разговорного летописного языка. Например, знакомые нам знаки препинания для летописца это выразительные средства, как мазок кисти для художника – художник ведь не кладет мазки «правильно», как учили, а «плывет» и купается в буре мазков, штрихов и линий. Так и летописец-рассказчик: если задумался, он ставит многоточие хоть посредине незаконченной мысли; если засомневался – смело ставит вопросительный знак; для усиления воздействия слова – восклицательный знак. И это правильно: зачем мне ставить лишние точки, если мысль свою или повествование я еще не закончил!? Мы ведь, когда разговариваем, не говорим: «точка», «запятая»,  «знак вопроса».

         Как-то я спросил у профессора кафедры русского языка и литературы Нижегородского университета Клары Евгеньевны Кореповой, нет ли где литературы по грамматике русской разговорной речи. А никто, говорит, таким вопросом и не занимается. Может, это и хорошо, а то найдется какой-нибудь розенталь и научит нас по-русски разговаривать правильно. А язык это организм живой, текучий. Устную речь собирать, изучать надо, а не излагать и навязывать как неизменную данность. В разработке Петровича язык исследуется, а не преподносится как догма. Она будит мысль, а не навязывает неукоснительное правило. В этом ее ценность. Только издать свой труд Петрович не торопится – там еще много работы, говорит. Любит он работать основательно и безупречно. А разве за языком угонишься! Издавать надо то, что успел изучить, никто из исследователей так до конца и не закончили своих изысканий – ни Даль, ни Срезневский, ни Афанасьев. Да и ни один писатель последней своей книги так и не написал.

         В  одном очерке невозможно изложить содержание всех Откровений Петровича. В год славного юбилея  пожелаю ему долгих лет плодотворной творческой и издательской деятельности, настойчивости и созидательного упрямства! Будь здоров, Петрович!  Олег Козырев